Комогорцев А. Тайный Змей Бытия (образ Левиафана в древнейших религиозных учениях и мифах) // https://history.eco/komogorczev_tajnyj_zmej_bytiya
"... в обряде и мифе из поглотителя добываются все первые вещи, в том числе, первые плоды земли, гончарное искусство и огонь. На Адмиралтейских островах (Австралия) записан миф, содержащий следующий эпизод: «Змей сказал: скользни в мое чрево. Дракон раскрылся. Мужчина скользнул внутрь. Он пошел смотреть огонь, он пошел смотреть таро, он пошел смотреть сахарный тростник. Он пошел смотреть все вещи». Все это герой забирает и приносит людям...
В.Я. Пропп в классическом исследовании «Исторические корни волшебной сказки» (1946) указывает, что одна из форм посвятительного обряда, связанного с такими представлениями, состоит в том, что посвящаемый пролезал через сооружение, имевшее форму чудовищного животного. В Австралии змею изображало извилистое углубление в земле или высохшее русло реки; иногда делался навес, а впереди ставился расколотый кусок дерева, изображающий пасть. В архаических культурах, которым уже были знакомы постройки, чудовищное животное было представлено особого рода хижиной или домом. Рассмотрение сопровождающих обряд мифов позволяет заключить, что пребывание в желудке чудовища давало вернувшемуся (юноше или будущему шаману) магические способности – посвящаемый как бы переваривался и извергался новым человеком. Поглощение чудовищной рептилией до сих пор является частью посвятительных ритуалов в первобытных религиях Юго-Восточной Африки и Океании...
В христианской традиции подобные инициатические практики постепенно сосредоточились в монашеской среде, став частью внутренней аскетической традиции, в которой преодоление препятствий в процессе движения сквозь утробу чудовища приняло характер «бесовских нападений» на монаха. В качестве наглядного примера такой многофазовой инициации можно назвать один из центральных сюжетов иконографии «Страшного суда», представленный так называемым «Змеем мытарств». Этот сюжет, появляющийся между XIII и XV вв., изображает восхождение души сквозь чрево огромного змея, простершегося от адской геенны до небес. Внутри чудовища движется человек в образе посвящаемого – беззащитного отрока или младенца. Змей членится на сегменты, каждому из которых соответствует определенный «демон», и в целом понимается как некий путь, который должна проделать душа, начиная от хвоста чудовища и кончая его головой...
в различных вариантах колдовского посвятительного сюжета неофит, пролезший сквозь чрево чудовищного зооморфного существа, обретает «чудесных помощников», через которых к нему поступает знание из потустороннего мира, «где хранятся первоначала и тайны бытия». Таким образом, обретение «тайного знания» сводится к обладанию магической властью над мифическими существами («чудесными помощниками»), со временем переосмысленными в негативном ключе и выступающими в качестве «дьяволов», «чертей» и прочих «нечистых духов»...
На особую связь христианских аскетов с чудовищем в виде огромного змея или дракона обращает внимание кандидат исторических наук Ю.Ю. Шевченко: «Сведения о змееборчестве Феодора Тирона, Феодора Стратилата и Георгия Каппадокийца (Победоносца) дополняются не менее многочисленными известиями о мирном сосуществованием христианских святых со змеями: Иоанна Зедазнийского, Шио Мгвимского, или Давида Гареджийского, уговорившего соседа по пещере – гигантского змея не похищать молоко у важенок, чтобы не гибли маленькие оленята. А для Макария Римлянина змей выступает в качестве соратника и помощника: по распоряжению Архангела змей строит для святого келью-пещеру. Во всех случаях и “змееборчества”, и “змеесосуществования” – все житийные эпизоды самых разных святых неминуемо связаны с пещерами»... К примеру, святого Егория (или трех его сестер) приставляют «ко стаду змеиному и ко звериному», с тем, чтобы они его пасли и всячески окормляли, а былинный Добрыня Никитич и вовсе братается со Змеем Горынычем... На ... фреске из храма святого Георгия в Старой Ладоге змееборец всего лишь сопровождает женщину с княжеским венцом на голове, которая мирно ведет на поводу ящероподобного «змия», покорно ползущего за ней, вытянувшись во всю длину своего тела... Аналогичный сюжет представлен на новгородской иконе XIV века «Чудо Георгия о змие с житием в 14 клеймах», хранящейся в Русском музее Санкт-Петербурга. Важно, что эта икона – древнейшая из всех русских икон, на которых изображен змееборческий подвиг святого Георгия. Первое, что бросается в глаза – поразительное композиционное сходство с фреской из Старой Ладоги. Хотя на новгородской иконе Георгий и держит в руках копье, но это не столько оружие, сколько знамя: на копье развевается вымпел. Весь его внешний облик соответствует сюжету, согласно которому Георгий не вступал со змеем в буквальную схватку, а победил его «заклинанием». Пропп предполагает, что это совпадение свидетельствует не о влиянии фрески на икону, а о том, что данный тип иконы был традиционен для определенного исторического периода... "На иконах данного типа нет непосредственной борьбы, есть покорение врага не силой, а внутренним совершенством героя". Привлекает внимание совпадение этого сюжета с русскими восточно-сибирскими бывальщинами о людях, обладающих особой властью над змеями («знающих слово»)... В тексте мифа об истреблении человечества, высеченном в гробницах фараонов Сети I (приблизительно 1313–1292 до н.э.) и Рамсеса III (приблизительно 1198–1167 до н.э.), встречается упоминание о неких «заклинающих», владеющих «словами власти» («хекау»), с помощью которых сам бог Ра оберегался от нападения змей...
Наиболее очевидное совпадение с мессианским сюжетом о Скинии из кожи Левиафана демонстрируют скандинавские средневековые каркасные церкви ставкирки. Разительно отличаясь по своей архитектуре от традиционных католических храмов, они напоминают более многоярусные китайские пагоды или русские терема. Специфической чертой церквей этого типа являются стилизованные головы драконоподобных ящеров, помещаемые, как правило, на коньках крыш, и деревянная черепица в форме чешуи, покрывающая кровлю и частично стены. Эти характерные детали создают визуальное впечатление, словно церковь сделана из шкуры убитого чудовища или же является его объемным изображением, внешне куда более убедительным, чем посвятительные хижины первобытных аборигенов. В этой христианской архитектурной традиции смыкаются наиболее архаические посвятительные представления о чудовище как о подателе сверхъестественных благ и ветхозаветные мессианские обетования о Скинии из кожи Левиафана... Наиболее широкое распространение в русской храмовой архитектуре получило характерное «чешуйчатое» («лапчатое») покрытие куполов и кровли...
Пропп, в свою очередь, указывает, что в архаических представлениях самых разных народов материальным средоточием сверхъестественных качеств чудовища являются особые камни (кристаллы), находящиеся в его желудке или голове. Введение в тело инициируемого камня или кристалла для получения им сверхъестественных способностей – распространенная деталь шаманского посвящения в разных частях света. В самарской сказке ее главный герой Стенька Разин находит внутри убитого им Волкодира-змея камень, лижет его и через это узнает «все, что есть на свете». В некоторых сказках змей самолично дарит такие камни герою. Именно отсюда берет свое начало распространенный фольклорный сюжет узнавания «языка птиц» через поедание змеи или определенной ее части, равно как и позднейший сказочный мотив о волшебных сокровищах, охраняемых змеем, и связанный с ним сюжет змееборства. По мере угасания непосредственной связи с посвятительным обрядом мифологический сюжет видоизменяется, и поглощение уже не испытывается как регулярное благо, а воспринимается как нечто экстраординарное, происходящее как бы случайно, притом сверхъестественные качества змея отделяются от его фигуры и «материализуются» в форме охраняемого им «волшебного сокровища». Содержание самого обряда также претерпевает постепенные изменения и становится все более символическим: ритуальное поглощение чудовищем сменялось «поглощением» водой – купаньем в пруду, где водятся змеи, а впоследствии и христианским ритуалом крещения. Представление о поглощении, необходимом для получения особых качеств, заместилось представлением об их получении через буквальное поедание отдельных частей чудовища, а в дальнейшем и божества...
Б. Берман замечает, что и эдемский змей, и левиафаны относятся к разряду огромных существ «эт hа таниним hа гдолим» (Быт.1:21), созданных в пятый день Творения в качестве мистической основы и энергетического источника всего царства живых существ. В славянском варианте перевода они называются «рыбами большими», хотя скорее их можно соотнести с огромными змеями или драконами. До человека «гдолим таниним» были высшими существами в Творении, и им принадлежал весь мир... Не слишком афишируемый мотив неоднократности творения присутствует как на внешнем (экзотерическом), так и на внутреннем (эзотерическом) плане ветхозаветной традиции: «Святой, да Благословен Он, творил миры и разрушал, творил и разрушал, пока не сотворил наш мир, который устраивал Его» (Берешит Рабба 9:2). Немецкий философ и историк Альберт Штекль пишет в «Истории средневековой философии»: «Каббалисты говорят о другом мире, который предшествовал настоящему, но погиб ранее его возникновения. Ангел был властителем этого предшествующего мира; но т.к. он согрешил, то был низвергнут с неба; вместе с ним рушился и мир, опорой которого он был; руины этого разрушенного мира сделались местом страданий для падших ангелов. Из развалин низвергнутого мира возстал затем новый мир, властителем которого является человек». Ветхозаветный сюжет разрушения предшествующего мира и «низвержения с неба» его властителя органично сочетается с догонским мифом об осквернении Земли пришествием антагониста Номмо – земноводного Ого-Йуругу и взрывом «По толо» (красного гиганта Сириуса Б), с которым связывается его происхождение...
Особого упоминания заслуживает древнегреческий Тартар, о котором говорится как о «начале всех вещей» и «бездне великой». Он вечно сохраняет в себе «остаточный» хаос и потому выступает в качестве неиссякаемого источника бытийных энергий. Помимо того в Тартаре заключаются нейтрализованные в ходе космогонического процесса «старые» боги, такие, как Кронос, а также побежденные Олимпийцами титаны и циклопы. В древнекитайской традиции мы обнаруживаем гигантских змеев, связанных с подземными силами, постепенно трансформировавшихся в драконов, управляющих воздушными и водными стихиями. Равно как и в ветхозаветные «гдолим таниним», китайские драконы сохраняют в себе сокровенную пульсацию Бытия. В одном из семи древнеиндийских подземных миров, именуемых практически так же, как царство левиафанов в Откровении Авраама, «подземными небесами» (санскр. била-сварга), находится Страна соков (Расатала)... М.В. де Фиссер пишет, что входы в Расаталу (иногда ассоциировавшуюся с Паталой, населяемой нагами) описываются как горные пещеры, «проходы в воде», или чудесные флагштоки, поднимавшиеся из моря с прикрепленными к ним знаменами, которые указывали дальнейший путь: «Иногда царям людей позволялось посетить эту чудесную страну. Например, Чандрапрабха, сделав приношение Шиве и Рудре, затем, вместе со своей царевной, министрами и Сиддхартхой во главе вошли в проход в воде, указанный Майя, и, пройдя долгий путь, прибыли туда. А царь Чандасинха вместе с Саттвашила бросились в море и, следуя за тонущим флагштоком, достигли прекрасного города»...
Наибольший интерес вызывают представления, согласно которым реалии, скрывающиеся за символическим покровом этих образов, не только продолжают сохранять свое непреходящее значение, но со временем должны приобрести новое измерение. Указания на это содержат внутренние мессианско-эсхатологические доктрины различных, в том числе ныне здравствующих, религиозно-мифологических традиций. Элиягу Эссас пишет, что согласно Устной Торе, скрытые в настоящий момент аспекты Бытия, к которым относятся и левиафаны, должны раскрыться «в период Существования мира, который можно условно назвать – “период Седьмого тысячелетия”, а, может быть, даже – “Восьмого”» (Бава Батра 74, 75 и 76). Со своей стороны нам остается лишь напомнить – в традиционном сознании сохраняется только то, что полагается актуальным и пребывает в функциональной связи не только с мировоззренческой системой, но и с самой действительностью".
Комогорцев А. Тайный Змей Бытия (образ Левиафана в древнейших религиозных учениях и мифах) // https://history.eco/komogorczev_tajnyj_zmej_bytiya
Комментариев нет:
Отправить комментарий